Начинаем читать XV строфу первой главы «Евгения Онегина» и останавливаемся в недоумении: Бывало, он еще в постеле: К нему записочки несут. В постеле. Так и напечатано с е на конце слова вместо ожидаемого по правилам орфографии и. Что это? Опечатка? Как показывают все существующие авторитетные издания А. С. Пушкина, – нет, не опечатка. Написание в постеле точно передает подлинный пушкинский текст. Тогда что же это такое? Может быть, поэт здесь воплотил свое шутливое кредо: «Как уст румяных без улыбки, Без грамматической ошибки Я русской речи не терплю» – и нарочно «изобразил» е на месте правильного и? Или он не знал правил правописания? Ни то, ни другое. Все у Пушкина здесь правильно. И буква е стоит на месте единственно возможной по правописным канонам буквы е. В чем же тогда загвоздка? Все объясняется очень просто. В пушкинское время это слово относилось не к третьему, а к первому склонению существительных женского рода и звучало (а значит, и писалось) постеля, склоняясь точно так же, как слова земля (в земле), пустыня (в пустыне) и т.п. конечно, в целом грамматика русского литературного языка со времен Пушкина особых изменений не пережила, но свои черточки все же имеет. В частности, это касается и иного оформления ныне существующего существительного (и с точки зрения склонения, и в плане рода, и по отношению к роду и склонению одновременно, и с точки зрения основы и, следовательно, окончания).
